Сергей Дмитренко - Одиночки [СИ]

Он бежал мощно и ровно, сухие мускулистые ноги легко несли его поджарое тело, широкая грудь, покрытая густой пепельно-серой шерстью, ритмично поднималась и опускалась. Стая не приняла его, но поплатилась за это тремя своими лучшими бойцами, и теперь, подвывая издали, гнала его прочь. Он не боялся боя и никогда не сдавался, но одновременная схватка с тридцатью противниками не давала ему никаких шансов на победу, и в этот раз он предпочел отступить.

Даже на бегу, автоматически рассчитывая свой путь, он не переставал думать о том, что в этом лесу должен быть один хозяин, и рано или поздно старый вожак обязательно расстанется с жизнью, и тогда хозяином леса станет он. Это было неотвратимо. Понимал это и вожак, который и натравил на него молодых бойцов стаи, стараясь так оттянуть неизбежный конец своей власти.

Мерный бег по весеннему лесу даже сейчас доставлял ему удовольствие, и он еще не растерял своих сил, хотя позади был нелегкий бой со стаей, да и бежал он уже не один час. Он давным-давно мог легко уйти от погони, но не было причин бежать быстрее. Стая же, наученная недавним боем, не стремилась его повторить, угрожая ему воем из разумного далека. Но, повинуясь воле старого вожака, упорно продолжала преследование.

Он бежал мощно и ровно, тугие мускулы желваками перекатывались под кожей, чуткий нос улавливал малейшие запахи: вот здесь недавно пробежал заяц, панически пытаясь уйти от преследовавшей его большой кошки, а здесь недавно побывал целый выводок кабанов. Но сейчас не до охоты, нет, сейчас надо уходить дальше. Потом, потом, уже скоро, он вернется сюда, чтобы навести здесь свои порядки.

Стая по-прежнему сохраняла дистанцию, не пытаясь догнать его, но и не давая остановиться. Опытные охотники, они, рассыпавшись полукругом, гнали его вперед, туда, где он должен был найти свою гибель. Хитрый вожак хорошо знал свое дело и умело руководил погоней, загоняя его в нужное место — глубокий отвесный обрыв почти на самом краю леса, с двух сторон зажатый такими же отвесными скалами, с узким проходом, заканчивающимся смертью. Туда и гнала его стая. И выхода не было: или бежать вперед, надеясь на удачу, или принять неравный бой с целой стаей.

Он выбрал первое…

Я бежал, выбиваясь из последних сил, в горле драло нещадно, ноги, словно налитые свинцом, еле передвигались. Иногда мне казалось, что они вообще не двигаются, и тогда я наклонял голову, чтобы посмотреть на них. Уже почти два часа продолжалась эта изнурительная гонка, в конце которой меня ждала неизбежная смерть. Шансов не было никаких, но я упрямо сопротивлялся и бежал, бежал… До спасительного леса оставалось метров двести. Но это были невозможные двести метров: сил уже не оставалось, а сзади, совсем близко, доносился рев моторов и издевательские выкрики. Второе дыхание уже давным-давно пришло и ушло, а вот третьего, как видно, я уже не дождусь. Но я упрямо бежал и бежал. Сзади, не приближаясь, но и не удаляясь с веселым гоготом неслись враги. Они знали, что мне не уйти, и не торопились с погоней, растягивая удовольствие.

И черт же меня дернул впервые в жизни проявить ненужное великодушие. Да и было бы из-за кого, так, просто дрянная шлюшка выпендривалась, а я вообразил невесть что, и благородно бросился спасать. Один на один с этим пьяным увальнем я бы еще справился, но кто же знал, что их там оттягивалась целая банда. И теперь эти «веселые ребята» на своих «харлеях» и «судзуках» травили меня, как зайца.

До леса оставалось еще метров сто, когда силы окончательно покинули меня и я, обессиленный, обреченно остановился. Я стоял на подгибающихся ногах, не было сил даже обернуться и посмотреть в глаза своим мучителям. А сзади уже догоняла волна рокота и воплей. Вдруг неожиданно за спиной что-то с грохотом взорвалось, и мгновенье тишины огласилось руганью, воплями и рыком моторов. Я обернулся — метрах в шестидесяти от меня образовалась всеобщая свалка. Передний мотоциклист перевернулся, на него наехал следующий, а за ним еще. Все это светопреставление сопровождалось руганью, воплями девиц и стонами раненых. Я некоторое время простоял, словно в трансе, пока не понял, что судьба великодушно подарила мне еще один шанс.

Откуда и силы взялись — я бежал к спасительному лесу, хрипя обожженным горлом, изо всех сил переставляя непослушные колоды ног, а позади по-прежнему неслись крики и вопли. «Господи, — мысленно взмолился я, — дай мне еще немного сил и времени, еще чуть-чуть, еще немного». И словно услышав мои слова, ноги начали работать быстрее, и на последнем усилии я ввалился в прохладную зелень леса.

Отбежав в запале еще пару десятков метров, я без сил упал под куст, хватая открытым ртом раскаленный воздух. Перед глазами плыли красные пятна, навалилась тошнота, и я на несколько мгновений потерял сознание…

…Постепенно кровавый туман, застилавший мне глаза, растворился, я начал видеть и, что более важно, трезво соображать. Я понимал, что эти гады так просто меня не отпустят, несколько минут, отпущенных мне очень вовремя произошедшей свалкой, быстро пройдут, и эти полупьяные, озверевшие проклятые байкеры с еще большим энтузиазмом снова бросятся за мной в погоню.

Я прислушался — вопли еще были слышны, но уже намечался какой-то порядок в реве моторов и я понял, что пора уносить ноги. С трудом поднявшись, проглотив мгновенно подступившую к горлу дурноту, я заставил передвигаться две дубовые колоды, которыми казались мне мои ноги. Потихоньку, цепляясь за ветки кустов и стволы деревьев, я побрел вглубь леса. Я брел наугад, стараясь выбирать места погуще: во-первых, так идти было легче — хватаясь за ветки кустов, я хоть как-то мог передвигаться, а во-вторых, я надеялся, что их проклятые сверкающие и ревущие мотоциклы не смогут здесь проехать. Медленно, очень медленно я забирался вглубь леса. Сейчас он уже не пугал меня, насквозь городского жителя, привыкшего к широким тротуарам, а не к заросшему густым кустарником сосняку. И сейчас я не боялся заблудиться, а наоборот, старался забрести поглубже. Я падал и поднимался, и снова падал, и снова вставал, но упрямо продолжал продвигаться вглубь.

Сначала кругом было тихо, и я молил бога, чтобы эта тишина продержалось как можно дольше, но, увы, скоро до меня опять стал доноситься ненавистный рев моторов. Изо всех сил я потащился дальше. Странно, но сначала я шел очень медленно, потом перешел на быстрый шаг, а потом и побежал. Наверное, со стороны мой бег выглядел очень смешным, и меня мог бы легко обогнать десятилетний ребенок, но для меня это было подвигом. В эти минуты я вспомнил старый фильм, в котором показывали побег изможденных заключенных из лагеря, — я бежал также. Но все равно бежал. Бежал и бежал!